Как и водится у меня, в отличии от других страстных путешественников, в дороге меня разбирает такая лень, что рука не поднимается вытащить со дна рюкзака, заблаговременно приобретенный блокнот и отметить хотя бы пару строк о пройденном сегодня маршруте или увиденном сегодня. Каждый раз, когда моя рука, наконец-то дотягивается до бумаги и ручки проходят годы, месяцы, и в самом рекордном сроке – неделя. За это время детали стираются из памяти, имена забываются и в конце-концов сам уже начинаешь сомневаться, а было ли это на самом деле или я это выдумал?

На этот раз после возвращения из Тибета прошел всего лишь месяц. Хотя после него уже были Бутан, Индия и Бангладеш.

Как то еще будучи шестилетним мальчишкой, я буквально прилип к нашему черно-белому «Рекорду», увидев передачу «Клуб кинопутешествий» о Тибете. Больше всего меня поразил дворец далай-ламы в Лхасе. За долгие годы после я давно уже забыл содержание передачи, но дворец, под названием «Потала» так и высился над Лхасой всеми 13 этажами.

С тех пор попасть в Тибет стало мечтой далекого детства, наряду с островом Пасхи и Тонга, египетскими пирамидами и пирамидами майа и ацтеков. Сбыться довелось этой мечте одной из последних в этом ряду. До этого раза я многократно бывал в Китае, облетел и объездил всю страну, но каждый раз, либо желание не совпадало с маршрутом моего тогдашнего партнера по бизнесу, либо просто тривиально не хватало времени.

Наконец, на этот раз, задыхаясь от жары и пыли мартовского Катманду, я решил «сейчас или никогда!». Дела в Тайлинде поджимали по времени, к тому же была запланирована тоже многострадально-долгожданная поездка в Бутан, столицу которого Тхимпху я научился выговаривать еще в пятилетнем возрасте.

Проехавшись на крошечном такси на противоположный конец Катманду, в китайское посольство был немедленно послан в непальское агенство, специализирующеся на Тибете. Меня просветли в посольстве, что с непальской стороны разрешен въезд в Тибет только группами, с групповым же разрешением на въезд. Любопытно, что из континентального Китая, такое разрешение не требуется. Позже, уже в Тибете мне попадались люди, которые въехали туда через Чендау без всякого пропуска, обладая лишь китайской визой.

В агентстве сказали, что ждать пропуска придется минимум неделю, и сказали зайти за ним через 10 дней. Предстояло каким-то образом убить 10 дней, объезжая Непал вдоль и поперек. Групповые туры я никогда не переносил на дух, но в этом случае выбора не было. По условию пропуска нужно было «всего лишь» въехать в составе группы на территорию Тибета, пробыть в пятидневной дороге на джипе до Лхасы, а там остается еще 20 дней на самостоятельную поездку по провинциям. Только это меня и утешило, хотя 20 дней у меня не было, так как через 20 дней я должен был быть у индийско-бутанской границы в Пуанцалинге, где меня ждал джип с бутанским проводником. 10 дней мне удалось успешно убить, поедая каждое утро домашние яблочные и лимоные пироги в кафе «Snowman» на Freak street, просиживал часами в интернете, бродя по Кантипат и Тамел в поисках чего-нибудь съедобного, выпивая неисчислимое количество чая с лимоном в забегаловках Трипуришвара и Нового Банешвара. Наконец долгожданный день наступил, вечером я забрал из агентства свой паспорт и пропуск в Тибет, на котором из всего прочего можно было прочесть только собственное имя, остальное все было по-китайски, причем довольно размытыми чернилами. На следующее утро мне предстояло явиться к 7 утра в Тамел, рядом с Гималайским банком и искать свой джип там. С утра я подъехал туда на еще непроснувшемся велорикше, причем в конце выяснилось, что у него не было сдачи со 100 рупий и мне пришлось одолжить мелочь у высокого голландца, который, похоже, тоже ждал джипа на Лхасу рядом с банком. Через 15 минут, как это и водится в организованных поездках, начали появляться сюрпризы: джипов не было и впомине, вместо этого меня ожидал потрепанный 30-летней давности «Hyundai» на 25 человек. Непальский проводник клятвенно заверил, что джипы будут, как только мы пересечем границу. При этом его глаза сильно бегали и даже в неподвижном стостянии были скошены к носу, что подсказало мне, что джип я вряд ли увижу. Сюрприз № 2 обозначился через час, при выезде из Катманду, когда между проводником и солдатами блок-поста произошла оживленная дискуссия, после которой первый схватился за мобильник и начал орать в трубку в течение 15 минут. Пока от это делал я выяснил у комндира блок-поста, что маоистские партизаны взорвали на единственной дороге, соединяющей Непал и Китай автобус и несколько грузовиков с провиантом. Между подошедшими армейскими частями и партизанами завязалсь перестрелка и никто не мог дать гарантии, что на других частях дороги тоже не было мин. После 15 минут орания в трубку шофер и проводик натянули по бортам автобуса 2 белых простыни с надписями на английском «только туристы». Во всей этой катавасии было мало сюрпризов, так как за пару дней до этого в северной Индии был арестован член Политбюро и второй человек в непальской компартии Вадья, когда он выздоравливал после опрерации на катаркте в Даржилинге. С ним было еще двое видных деятелей маоистских партизан, которых индийцы обещали выдать Непалу в течение нескольких дней (по-видимому в обмен на какие-то экономические концессии, так как до этого Индия терпела присутствие маоистов на своей территории). Вадья был командиром всего Восточного региона Непала и его арест был раструблен правительственными газетами, как большая победа на маоистами. Последние, в свою очередь, поклялись не оставлять этого без ответа. За 10 дней до этого они атаковали казармы правительственных войск в Бени, убив при этом 200 солдат. Накануне нашего выезда весь Катманду бурлил антиправительственными демонстрациями, улицы полыхали уже давно забытыми мною красными флагами с серпом и молотом.За несколько дней перед отъездом в Тибет я даже схлопотал полицейской бамбуковой дубинкой по спине, случайно оказавшись в толпе демонстрантов на Кантипате.

Короче говоря, после часового препирания с командиром блок-поста и бесконечным совещанием еще с кем-то по мобильному мы получили разрешение ехать дальше на свой страх и риск. При этом в автобусе начался легкий ропот, несмотря на то, что публика, по виду собралась бывалая. Пополз слух, что накануне на улицах Катманду были убиты 2 итальянца, и что на дороге по которой мы уже ехали маоисты, до этого лояльно относившиеся к туристам, начали уже в них постреливать и грабить. Обдумав такой вариант, я тут же запихал половину имеющихся денег в заранее приобретенный по случаю «ремень-тайник», решив что лучше «перебдеть, чем недобдеть». Тут же всплыла перед глазами картина троекратного ограбления меня в один и тот же день гватемальскими партизанами в 96-ом году. Вполне возможно, что те были «не настоящими» партизанами, так же как и здесь могли попасться «неидейные» маоисты, вставшие на путь экспроприации, но легче от этого не стало – деньги отнимали не понарошку. Я окинул взглядом спутников по автобусу: на сидении рядом сурово восседал корейский скалолаз, в подходящем для этого костюме и очках. Позади него сидела его жена или подруга, неопределенного возраста в одноименном скалолазном аутфите. На самом первом сидении, рядом с водителем (руль почему-то находился слева, хотя автобус был корейский и движение в Непале левостороннее) сидел бывалого вида австриец лет 35-ти, довольно свободно изъяснявшийся с проводником на непали. На самом заднем сидении громоздился трехметровый голландец, у которого я занимал мелочь на рикшу, увешанный профессиональной фотоаппаратурой. Он полгода работал добровольным зубным врачом в каких-то богом забытых деревушках и после этой поездки собирался лететь в Амстердам из Лхасы. Австриец же был учителем истории, в пути уже год, и в Непал попал из Индии, через Иран и Пакистан. По-видимому по дороге он превысил свой бюджет и потом в течение 5 дней я ни разу не видел его рядом с едой. В соседнем ряду примостилась крохотная японка Канаэ с двумя огромными рюкзаками, с трудом понимающая 2 слова по-английски и, по-видимому, не отдающая себе отчет куда она едет и где находится. Рядом с ней сидела симпатичная бельгийка Марике, проработавшая полгода в непальском госпитале медсестрой, лет 25-ти, но тоже бывалого вида. Позади нее сидел француз Жан, тоже в скалолазном костюме и бандане, лет 30-ти, вечно всем недовольный и раздражительный. Люксембуржец Марк, с прической а-ля парик Людовика 14-ого, сурово высказывался о зверствах китайских оккупантов в Тибете. Ему вторила 45-ти летная немка из Мюнхена, забитая до предела клише из антикитайской прессы. В автобусе была еще одна немка соверешенно неопределенного возраста, с длинными сальными волосами, наводящая меня на идею, что у нее где-то припрятана фляжка со шнапсом (что потом подтвердилось). Она объездила полмира и не имела постоянного места жительства. Сперва она показалась мне неприятой особой, но впоследствии мы подружилсь. В заднем ряду слева сидели 2 африканца, по их словам из Южной Африки, но когда я попробовал заговорить с ними на африкаанс, не поняли ни слова. На бэкпекеров они не были похожи (к тому же в жизни не видел африканских бэкпекеров), имели с собой чемоданы и мне показались больше похожими на нигерийских наркотрафикантов, чем на компьютерных инженеров, за которых они себя выдавали.

Через несколько часов автобус уперся в непроходимую пробку с обеих сторон. Жара стояла под 40. Я вышел из автобуса и пошел вперед вдоль грузовиков «Тата» и местных автобусов, забитых людьми, козами, курями и свиньями. Через несколько сотен метров я увидел причину затора – это был начисто сгоревший, но еще дымящийся автобус, стоящий посреди дороги и чуть впереди от него полыхающий грузовик с рисом. Движение остановилось в сотне метров перед горящими остаткам. Шоферы грузовиков обыденными взглядами глядели на остатки, лежащие вдоль дороги, посмеивались в сторонке и с любопытством глядели на пробку. Предприимчивые торговцы уже ходили по ряду и предлагали воду и фрукты. Спустя 10 минут на месте появились молодые парни в джинсах и майках с М-16 и карабинам в руках и начали разгонять зевак. Я спросил у одного из шоферов грузовиков, уж не маоисты ли начали грабить на дорогах? Шофер пояснил, что парни с автоматами это армия. Я усомнился вслух, так как еще ни в одной стране не видел армейских частей на боевом задании в штатском, при чем относительно модном для такого захолустья, но шофер пояснил, что «штатское это чтобы маоисты не знали, что они из армии». Восток – дело тонкое, подумалось мне, но грабежа не последовало, мины были быстро извлечены из лунок в асфальте и караван начал медленно двигаться вперед. При этом мне удалось сделать пару быстрых, неприцельных снимков своей миницифровой камерой, так как люди с ружьями были недовольны фотокамерами моих спутников. В районе 3-х часов дня мы подъехали к границе в Кодари, красивому месту, расположенному на высоте, примерно, 1200 метров и растянувшемся вдоль дороги до самой границы. Там мы выгрузились из автобуса под дулами автоматов очередного непальского блок-поста, последнего перед границей. Мы вошли в небольшой отельчик и должны были дожидаться пока китайские пограничники дадут разрешение пересечь границу. Между тем пошел проливной дождь и заметно похолодало. Проводник с бегающими глазками сообщил, что в нашей группе отсутствует 3 человека, которые «вот-вот» должны подъехать на машине из Катманду, так как они туда прибыли с опозданием с Эвереста и без них мы не могли пересечь границу, так как разрешение было на группу в 28 человек, а имелось только 25. Все эти сообщения надо было воспринимать весьма скептически, так как на лицо была какая-то афера и правды все равно не сообщили бы. Прошел час, граница закрылась, 3 человека появились только 2 часа спустя и ничего не оставалось делать, как заночевать в этом же отеле, в крохотных комнатушках, зато с видом на водопад.С утра мы пешком с рюкзаками прошагали примерно 500 метров ввысь к первому китайскому блок-посту. Там нужно было построиться в шеренгу на мосту, заполнить анкету и просунуть свою голову в будку, чтобы получить в лоб выстрел из инфрокрасного пистолета-термометра на предмет атипичной пневмонии. Суровый пограничник прошелся вдоль шеренги, сверил фото с оригиналом и мы продвинулсь еще приблизительно на 250 метров вперед. Теперь оказалось, что группе нехватает какой-то бумажки и непальский проводник с бегающими глазками сменился на тибетского хамоватого типа, который на все вопросы «чего ждем?» отвечал в стиле «у лошади голова большая, пущай она ей думает». Затем он вообще ретировался и мы остались одни на ничейной территории между непальским Кодари и китайским Замму. Мы стояли над обрывом на дороге, под любопытными взглядами китайских дорожных рабочих, завезенных на грандиозное строительство дорог в западном Китае из Сычуана, по случаю олимпиады 2008 года. Между тем был уже полдень, солнце пекло во всю, рюкзаки лежали в грязи, после ливня прошлой ночью. Никто не удосужился сообщить чего мы ждем, где наши паспорта и когда подъедут джипы. Наконец, после 4-х часов отсутствия хамоватый тибетец старшинским голосом скомандовал загружаться в минибас и 3 подошедших джипа. Джипа, как я и предполагал мне не досталось (и слава богу, так как 2 из них были «лэнд круизерами» 1900 лохматого года, а в третьем сидел тибетский гид, компания которого мне не улыбалась).

Дорога на плюс-минус 800 метров наверх по серпантину над пропастью с водопадами заняла полчаса и мы прибыли на «настоящую» границу, которая точно была «на замке», так как какой-то сержант заставил меня удалить из цифровой камеры все фото «секретных» объектов на границе. Нас опять построили в шеренгу. Стоя в очереди на паспортный котроль я с любопытсвом рассматривал таможенный досмотр грузовков – солдат залезал только в кабину, хотя не исключено, что сверху в кузов были нацелены камеры, но я их не видел. Моя очередь подошла довольно быстро и после 5-ти минутного рассматривания моего паспорта и пропуска молодой китайский капитан махнул мне рукой на выход. Я встал в 5-ти метрах от него и стал ожидать товарщей. В это время из комнаты позади капитана вышел какой-то хмурый майор в растегнутом кителе, обвел сердитым взглядом шеренгу иностранцев. Его взгляд остановился на 2-х черных южноафриканцах. Он кивнул на них молодому солдату, а тот подскачил к африканцам и забрал у них паспорта. Последние оцепенели от удивления. Майор начал рассматривать их паспорта под различными углами, подошел к компьютеру и набрал там какие-то номера. Еще минут 20, пока я стоял на КПП, разбирательства с паспортами южнофариканцев продолжались и они нервничали все больше и больше. Наконец последний человек из нашей группы был благополучно пропущен и на КПП остались многострадальные африканцы. Нас же пока подвели к ресторану в метрах 200 от КПП и проводник опять исчез на несколько часов. Затем он появился только для того, чтобы обрадовать нас , что у афириканцев оказались фальшивые паспорта, их отправили обратно в Непал, и что теперь придется переоформлять пропуск на всю группу и ждать предстоит как минимум до следующего утра. У меня возникло подозрение, что все задержки создаются намеренно гидом с целью получения комиссионных с отелей и ресторанов, где мы вынужденно останавливались. На все вопросы, как «когда мы двинемся на Ньялам?» или «как насчет преодоления 2500 метров в высоту в течение дня и опастности «горной болезни» из-за этого?» проводник хамил «тут вам не Непал, а Народная Китайская Республика» и это должно было звучать, как исчерпывающий ответ на любой вопрос. На вопрос, кто он, тибетец или китаец, он утвердительно ответил – китаец. Через 5 дней уже в Лхасе на тот же вопрос он уже отвечал - настоящий тибетец. В отеле оказались весьма не плохие номера, даже с 5-ью кроватями, но отсутствием туалета и душа (последний отсутствовал в здании вообще). Туалет в здании был один и туда нужно было спускаться в кромешной темноте на три этажа вниз. К счастью света не было и в самом туалете казарменного образца, иначе от его вида можно было потерять сознание. Прежние постояльцы в моем номере это похоже давно осознали и видимо поэтому в нем стоял неистребимый запах мочи. Зато вид из окна открывался на горное ущелье и на расстоянии нескольких километров был еще виден непальский Кодари.

В номере мы расположились втроем – я, австриец Пауль и люксембуржец Марк. Пауль был настоящим полиглотом и мои девять языком блекли на фоне его знаний. Мы проспорили до ночи на тему жестокостей китайской оккупации Тибета и в два часа ночи впали в забытье после жаркого спора. На утро пришлось умываться прямо из непременных для каждого китайского отеля термосов. В китайском отеле может не быть душа и туалета, стекол на окнах в морозную пору, но там не может не быть термоса и чайных приборов – это святое. Вскоре повторилась вчерашняя история – опять бесконечное ожидание, опять пропавший неизвестно куда проводник. К одиннадцати он появился опять только для того, чтобы сообщить, что разрешение на проезд дадут через 15 минут. Как всегда тибетские 15 минут растянулись на полтора часа. К полвторого мы выдвинулсь в направлении Ньялама. Полчаса наши джипы медленно ползли вслед за непальскими «татами» по серпантину дороги на Замму. Город был как бы поделен на 4 разных уровня, соединенных серпантином дороги. По сторонам китайцев было видно больше, чем тибетцев, последние попадались изредка, либо праздношатающиеся, либо за переноской тяжеленных камней на строительстве дороги. Строительством занимались в основном подростки, при чем девочки, которые, по видимому отличались «большей» выносливостью. Когда машины, наконец, выбрались из города, взору открылась дорога потрясющей красоты и такой же узости. Она была буквально вырублена в заросших ельником скалах, из многих расщелин сбегали ручейки маленьких водопадов, искрящихся на солнце. По левую сторону зияла пропасть, тоже поросшая ельником с рекой на самом дне ущелья, текущей в сторону Кодари. Почти все сидевшие в джипах и автобусе со стороны пропасти невольно повернули головы в противоположную сторону. Мне тоже было жутко смотреть вниз, на разверзшиеся 2000 метров в нескольких сантиметрах от левых колес. От защитной планки не было и следа. Движение в этих местах отстанавливается не задолго до наступления темноты, так как езда по неосвещенному серпантину дороги, кишащей выбоинами и оползнями равноценно самоубийству. Да и днем, пожалуй тоже. Наш водитель гнал машину со скоростью 40-50 км\ч, как будто у него был на борту радар, предсказывающий появление очередного грузовика из-за поворота на дороге, где разъехаться даже 2-м легковым машинам было невозможно. Каждый разъезд занимал минут 10 маневрирования с каждой стороны с выездом одного из колес прямо над пропастью. За последние несколько лет я наездил многие тысячи километров по горным дорогам Коста-Рики, Панамы, Колумбии и Боливии, но так как в этот раз мои нервы не щекотала ни одна из тех дорог. Через, примерно, час мы оказались в Ньяламе, где мы сперва остановились на заправке, а потом на обед. Там же мы увидели первый раз яков, с заплетенными в гривах и хвостах синими и красыми лентами.

Яки обычно обитают на высотах от 2000 до 4000 метров и ниже не попадаются. Зато на меньших высотах попадаются гибриды яков с обычными коровами, у которых гораздо короче шерсть и походят они больше на обычную корову только более волосатую. В ресторан, выбранный нашим проводником я не пошел, так как по опыту знал, что проводники обычно приводят в очень дешевые и плохие рестораны, где туристам объявляют тройную, как минимум, цену, за что потом платят коммисионные проводнику. Для этой цели в таких ресторанах имеются 2 отдельных меню; одно на английском с раздутыми до смешного ценами, другое на тибетском и китайском языках – с нормальными. Такая система встречалась на протяжении всей дороги до Лхасы. У туристов обычно почти нет выбора, так как ресторанчиков в таких деревнях очень мало и все они работают с тем или иным проводником, и на отрез отказываются кормить по нормальным ценам, зная что каждый день будут подвозить новых туристов. В придачу ко всему еда была гнусного качества, поэтому 5 дней по дороге в Лхасу пришлось поголодать. Продуктовые магазины расположенные по соседству с ресторанами тоже использовали ситуацию в свою пользу, заламывая трех-четырех кратную цену, утомленному некачественной едой туристу. Большинство владельцев магазинов – китайцы, ресторанчиками в основном же заправляют тибетцы. Непременный атрибут каждого тибетского ресторана – это портреты последних 3-х панчен-лам, вторых в тибетско-буддисткой иерархии после далай-ламы. Далай-лама ни на каких портретах не присутствует и даже вообще не упоминается, особенно официальными лицами. «Враг народа», сбежавший в самом начале китайской оккупации Тибета в начале 50-х годов, проживает теперь в Дарамсале в Индии и с тех пор не ступал на землю Тибета. Зато панчен-ламы с тех пор были абсолютно лояльными новому режиму и теперь их портреты украшают стены жилищ каждого тибетца.

Тибетцы, по своей природе, очень религиозны и верят в возвращение далай-ламы, но вслух об этом высказываться опасно даже в разговорах с туристами. В китайских официальных документах, а так же в музеях и рекламных буклетах о Тибете, изданных в Китае, день начала оккупации Тибета называется «Днем добровольного освобождения», что немедленно вызывает саркастическую усмешку западных туристов. В любом интернет-кафе на территории Китая доступ на оппозиционные веб-сайты тибетцев в изгнании блокирован начисто. При наборе на любой поисковой машине слово «Тибет» можно наткнуться только на правительственные сайты, или те, которые полностью отвечают «генеральной линии» партии.

Из-за того, что мы потеряли полтора дня на границе нам предстояло преодолеть за один день почти 2500 вертикальных метров, что по всем правилам противопоказано. Норма подъема в день 400 метров, превышение этой нормы может вызвать горную болезнь, даже у натренированного человека. Я до этого провел в основном время в долине Катманду и не был вполне уверен как поведет себя мой собственный организм. Нашему проводнику, постоянно проживающему в Лхасе, на высоте 4000 метров все эти соображения были полностью безразличны. Обеспокоенных членов экспедиции он заверил, что на случай «горной болезни» (от которой умирают даже опытные альпинисты) у него в машине есть кислородные баллоны. За несколько дней до поездки, я повстречал в Непале москвича, которого вынесли с высоты 4000 метров во время трека на Лантанг. С горами шутки плохи, я это еще вбил себе в голову с детства по рассказам отца, заядлого альпиниста. До этого мне приходилось бывать на 6000 метров в Перу, но никогда в жизни я не поднимался с 2500 до 5300 в один день. Первой жертвой «горной болезни» пала 25-летняя бельгийка Марике. Как только мы остановились на обед в Тингри ее скрутило пополам от спазмов в животе и давящей головной боли. Высота не достигла еще 3000, как еще несколько членов экспедиции полусидели, полулежали на сидениях. После Тингри шофер одного из джипов остановился на перевале в 4000 метров, дожидаясь отставшие джипы, и бедолагам стало еще хуже.

Немногочисленные тибетские деревни на пути представляли печальное зрелище: в любой из них нас встречала ватага детей различных возрастов, сопливых, грязных и оборванных. Все они просили денег, цеплялись за нашу одежду. Взрослые при этом стояли равнодушно рядом, либо просили милостыню вместе с детьми. Большинство было одето в традиционную тибетскую куртку через одно плечо, мехом во внутрь и с «кенгурятником» на поясе – пространоством в ней, где традиционно хранились в ней миска, ложка, нож и прочая утварь. Длинные черные волосы мужчин были обернуты по нескольку раз вокруг головы и заплетены синей или красной лентой из шерсти яка. Большой популярностью пользуются ковбойские шляпы, но это уже удел «первых парней на деревне». На ногах цветные шаровары, кожанные сапоги. Найти человека с умытым лицом, без соплей и в чистой одежде мне там не доводилось. Насчет соплей было понятно – они там появились у всех от постоянного холодного пронизывающего ветра и пыли. У детей эти сопли, похоже, не вытирались неделями. Единственным развлечением в таких деревнях является один-два бильярдных стола, стоящих прямо на улице. Вся местная «интеллигенция» концентрируется вокруг них даже днем. Из кармана шаровар каждого мужчины неприменно свисает небольшая серебряная бляха на цепочке, показывающая принадлежность к определенном клану. Длинные черные зипуны у женщин перетянуты ремнями с большой серебряной бляхой по середине. Тибетские дома очень похожи один на другой – серого цвета, как правило двухэтажные, с желто-синим обрамлением на окнах и двором обращенным внутрь дома. Над плоскими крышами каждого дома развивались красно-желто-бело-синие флаги, с напечатанными на них молитвами.

Чем дальше мы продвигались в направлении к Шигадзе, второго по величине города тибетской автономной области, тем богаче и больше попадались дома в деревнях. По близости от каждой деревни неприменно паслись стада яков на пастбищах, огражденных каменной кладкой до колен.