В ночном клубе «Ветер Тангула» Лобсанг развлекает толпу собравшихся исполнением тибетского этнического рока. Фанаты залезают на сцену, чтобы повязать вокруг его шеи белый ритуальный шарф буддистов. Публика отвечает взрывом восторженных возгласов.

Это одно из тех музыкальных заведений, что каждую ночь привлекают сотни представителей нового поколения тибетцев – богатую молодежь. Этот клуб словно символ перемен, которые преобразили столицу Крыши Мира, Лхасу, за два десятка лет, что прошли со времени моего последнего визита сюда.

Маленький город, где проживали 30 тысяч жителей, и жизнь протекала со средневековой неторопливостью, превратился в урбанизированного великана с 300-тысячным населением, на территории которого есть магазины Nike, а Интернет работает быстрее, чем в Пекине. Перемены, которые обошлись слишком дорого. Служащие вынуждены отказываться от посещения богослужений, если они хотят сохранить работу. Возможно, благодаря этому религия все еще жива.

Когда-то неосвещенная дорога без покрытия, что вела к самому священному среди всех святынь Тибета месту в Лхасе, храму Джокханг, становилась пустынной с наступлением темноты. Одинокий юноша с красной кисточкой, вплетенной в волосы, и кинжалом на поясе – представитель племени кхампа из восточного Тибета, в кромешной тьме мог легко оступиться и провалиться в выбоину.

Сегодня фонарные столбы сияют разноцветными лентами огней и заливают светом одетую в гранит улицу, ведущую к храму. По обеим сторонам стройными рядами протянулись рестораны, бары-караоке, массажные салоны и модные бутики.

Тибетских мастиффов, которые некогда бродили по улицам в таких количествах, что людям приходилось брать с собой палку на случай отражения их нападения, истребили несколько лет назад, что вызвало гнев со стороны буддистов, являющихся противниками любой насильственной смерти. В настоящее время снова разрешено иметь собак, но только карликовых пород, и при условии, что паломники и домохозяйки будут держать своих питомцев на поводке, пока возносят молитвы.

Ежедневно толпы паломников из самых удаленных уголков этой необъятной и некогда изолированной страны неиссякаемым потоком устремлялись в Лхасу. Люди считали вполне естественным по нескольку недель путешествовать пешком или верхом на лошади, чтобы исполнить обет, излечиться от болезней или просто отдать дань буддистским традициям. Пилигримы, облаченные в заплатанные одежды или шкуры, сшитые между собой вручную, когда-то были привычной картиной для этих мест.

В наши дни в Лхасе вряд ли увидишь такие скромные одеяния. Хотя многие до сих пор идут пешком. Я лично видела двух монахинь, которые сопровождали простираниями каждый шаг своего пути от Нагку до Лхасы. На преодоление расстояния, которое можно проехать на машине за пять часов, им требуется два месяца. Большинство приезжает на автобусах: мужчины одеты в тонкие шерстяные пальто, а женщины носят длинное национальное платье (чуба), поверх которого замужние женщины еще надевают яркий полосатый передник.

Доходы очень сильно выросли, отчасти это вызвано дотациями из Пекина. Этот факт вкупе с наплывом десятков тысяч ханьских китайцев сделал город суетливым и шумным. На месте окаймленной деревьями дороги, по которой я однажды возвращалась на велосипеде из монастыря, и которая пустовала за исключением тех случаев, когда монахи в бордовых рясах устраивали демарши против китайского правления, теперь широкое шоссе, которое заполонили такси, грузовики и армейские колонны.

Автобусов тогда просто не существовало. Теперь люди выстраиваются в очереди на остановках.

Очарование древности и стиль жизни Лхасы, существовавшие веками без изменений, во многом теперь утеряны. По сравнению с 1986 годом среднегодовые доходы увеличились почти в четыре раза. Еще 20 лет назад китайских туристов в Тибете практически не было. В 1987-м количество людей, посетивших Страну снегов, составило уже 47 тысяч, а в нынешнем году ожидается, что эта цифра достигнет трех миллионов. Большинство из них – китайцы, которых привлекают романтические грезы о мистической культуре буддизма. После открытия железной дороги в Лхасу количество посетителей вновь многократно возрастет.

Дворец Потала, в течение многих веков служивший родным домом Далай-ламам, более не возвышается над лабиринтом древних улиц. На их месте теперь расположена огромная современная площадь, на которой солдаты Национальной Освободительной Армии стоят в карауле у памятника в честь новой власти, установившейся здесь с приходом войск председателя Мао в 1950 году.

Паломники уже не могут открыто обратиться к приезжим, чтобы попросить у них изображение Далай-ламы, их божественного повелителя, бежавшего в Индию в 1959 году после неудавшегося восстания. Еще двадцать лет назад на алтарях храмов можно было видеть его фотографию, но теперь такие вещи запрещено выставлять в общественных местах. Однако этот запрет никак не сказался на той преданности, которую тибетцы испытывают к лауреату Нобелевской премии мира. Его крошечные фото можно разглядеть даже в темных углах главного храма Джокханг.

Китайское присутствие слабо сказалось на убеждениях коренных жителей. Однако оно, безусловно, имеет влияние. Молодежь заимствует для своей речи многие китайские слова. Если позволяет достаток, родители посылают своих детей учиться в Шанхай или Пекин, потому что знание китайского языка может сулить карьеру в правительстве.

Монастырям было приказано прекратить обучение населения. Многие религиозные традиции теперь не поддерживаются даже самими монахами. По словам Роберта Барнетта, лектора Колумбийского университета, занимающегося изучением тибетского вопроса, существует вероятность того, что у молодежи по мере роста заработка интерес к религии пропадет совсем. Тем не менее, 18-летний юноша по имени Байма Серинг проделал путь длиной в сотни миль из второго по величине города Тибета, Шигатзе, чтобы совершить паломничество к храму Джокханг. Он сказал: «Безусловно, я отношусь к Далай-ламе с огромным почтением. Он наш самый великий лама, а мы все – буддисты».

20 лет назад в антикитайских бунтах принимали участие все, молодежь и старики, женщины и мужчины, монахи и кочевники. Уничтожение монастырей и кампании по перевоспитанию, проводившиеся в течение двух последующих десятилетий, не смогли ослабить веру, хотя традиции и были разрушены. Вокруг Джокханга пьют чай полицейские в униформе, и на гольф-картах разъезжают патрули. Находясь в постоянном страхе из-за неверия в лояльнось тибетцев, власти оставляют пост секретаря Тибетской Коммунистической Партии за ханьским китайцем.

Наплыв китайцев углубил проблему этнического противостояния, обостренную еще тем фактом, что тибетцы не получают должного образования, чтобы быть конкурентоспособными в условиях рыночной экономики. Уровень безработицы остается в пределах 10,3%, что намного выше среднестатистического по стране. Большинство безработных – тибетцы, которые днем играют в пул, а ночью проводят время за выпивкой.

Открывшиеся перед коренными жителями возможности, такие как поступление на госслужбу, получение жилья и всевозможные виды отдыха, позволяющие процветать империи ночных клубов, способствовали возникновению определенного класса тибетцев, которые вполне довольны новой властью. Как сказал водитель Дордже, « условия нашей жизни стали намного лучше, – мы можем позволить себе иметь собственные дома. Но я все равно не люблю китайское правительство». Тем не менее, он не жаждет и возвращения теократии и аристократии, которые были предшественниками нынешнего строя.

Монахи, некогда правившие Тибетом, теперь находятся под жестким контролем. Когда в 1987-м вспыхнули восстания, их возглавили молодые ламы. С тех пор монастыри стоят в авангарде неповиновения. В этом году властям пришлось применить силу в монастыре Ганден, когда монахи продемонстрировали скрытую поддержку Далай-ламе. Один из религиозных служителей монастыря Сера повесился, чтобы не подписывать текст, содержащий критику в адрес духовного лидера Тибета, находящегося в изгнании.

Монахи стараются не жаловаться на систему, гораздо больше опасаясь говорить открыто, чем это было еще 20 лет назад. Однако политика запугивания со стороны китайских властей стала более умеренной. Вместо грубых одежд ламы теперь носят мягкие шерстяные мантии. Молодые монахи обходят Джокханг по часовой стрелке, разговаривая по мобильному телефону. В 1987-м году в Тибете было 978 монастырей и 14 тысяч монахов. Теперь их число выросло до 1700 и 47 тысяч соответственно, – учет, который официально ведет правительство с 1994 года.

Пока публика пила пиво в клубе «Ветер Тангула», Лобсанг громко распевал тибетскую песню о любви. Позднее он сказал журналисту «The Times»: «Я пою о Тибете, о том, что я люблю. Единственно, о чем я не могу спеть, это о нашем солнце, Далай-ламе».