В последние годы Китай все больше раскручивает Тибет как одну из своих главных достопримечательностей. Туристы из России устремляются на Крышу Мира, чтобы своими глазами увидеть, что же там происходит. Многие приезжают домой в восторге, их поражают красивые эстакады и магазины, восстановленные монастыри и храмы, достаточно высокий, по их словам, уровень жизни. Возвращаясь в Россию, они задают вполне резонный вопрос – чего же не хватает этим тибетцам? Летом этого года группа выпускников школы тибетских переводчиков фонда ФПМТ посетила центральный Тибет. Знание тибетского языка позволило им найти ответ на этот вопрос.

Мы подъезжали к непальской границе, ожидая самого худшего. Нам рассказывали, что тибетцев обязательно обыскивают, и если находят у них портрет Далай-ламы, то непременно бросают на землю и топчут ногами – часть одобренного компартией ритуала. Нам повезло, на этот раз ничего не нашли, и мы были избавлены от неприятных переживаний. Но изменение в атмосфере все же было очень заметно после расслабленного и по большей части жизнерадостного Непала. Бросались в глаза каменные лица китайских пограничников и невероятная бедность тибетских деревень, самим фактом своего существования отрицавших какой бы то ни было экономический рост.

В Лхасе мы постарались посетить все важнейшие монастыри: отремонтированы только фасады главных зданий, за ними по-прежнему лежат в руинах некогда огромные монастырские города. Монахов мало, увеличивать их число в Центральном Тибете слишком опасно для китайского руководства. Поэтому в Дрепунге сегодня – всего 300 монахов. Для сравнения, до 1959 года только в Гомане (одном из отделений Дрепунга) их было свыше 3 тысяч, а в Лоселине эта цифра в некоторые годы вырастала до 10 тысяч.

В одном из монастырей, обойдя все открытые для посещения храмовые залы, мы поднялись на крышу. Там мы застали пожилого тибетца, который кропотливо приклеивал головы к маленьким глиняным статуям, отбитым в годы Китайской культурной революции. Расколотые статуи были тогда собраны в мешки и так пролежали до наступления золотой поры «свободы вероисповедания».

Мы присели понаблюдать за тем, как он осторожно склеивает и тщательно раскрашивает одну глиняную статую за другой, и постепенно разговорились. «У поколения старше пятидесяти есть только одна мечта, - вздохнул он, - чтобы Далай-лама поскорее вернулся в Тибет. Мы помним, как разрушали наши монастыри и убивали близких. Что бы вам там ни говорили, мы ничего не забыли». Сказав так, он сделал нам знак следовать за ним.

Он привел нас в темную комнату с красными стенами, где повсюду плотными рядами стояли тысячи отреставрированных им маленьких статуй Ламы Цонкапы в желтых остроконечных шапках и еще пахнувших краской оранжевых одеяниях. «Вот», - с гордостью сказал он, указывая на стену. Мы подняли глаза. С черно-белых фотографий, аккуратно вырезанных ножницами из каким-то чудом попавших к нему англоязычных журналов, весело улыбался духовный лидер Тибета. «Всё, что удалось достать», - сказал дедушка, любовно осматривая свои раритеты. Не находя слов, мы долго стояли в звенящей тишине. Уже уходя, мы все же спросили его: «А что, если узнают?» «Не узнают», - твердо ответил он, вешая на шею ключ от своей тайной святыни…

Нужно быть особенно смелым, чтобы отважиться на такое в Лхасе, где повсюду - шпионы и камеры слежения, занятые круглосуточным поиском «раскольников и сепаратистов». Особую опасность представляют те, кто пришел из Индии, страны, где теперь живет Далай-лама и действует основанное им Тибетское правительство в изгнании. В каком-то смысле мы тоже попадали в «группу риска»: компания приехавших из Индии иностранцев, к тому же говорящих на тибетском языке, не могла остаться незамеченной. Нас то и дело останавливали странного вида люди, в одеждах монахов и мирян, и с какой-то непонятной двусмысленностью в голосе спрашивали: «Ну, как там в Индии?». Отчего-то отвечать не хотелось.

Фобия и подозрительность растут, как на дрожжах, на плодородной почве Лхасы. Русским легче, мы все это уже проходили, невольно улавливаешь что-то «советское» в лицах простых китайских граждан, составляющих абсолютное большинство в столице Тибета. Другое дело, что не за советскими ценностями и не за американским благополучием люди едут на Крышу Мира. Едут за тибетским буддизмом и традиционным укладом жизни. С этим все обстоит сложнее: и то, и другое под неусыпным контролем компартии.

Каждый монах обязан хранить в своей комнате толстую книгу с подробным многостраничным опровержением важнейших постулатов Далай-ламы. Эту книгу положено регулярно читать и время от времени пересказывать. Среди рассматриваемых в ней разделов: «Почему Тибет является частью Китая?», «Почему мы не признаем Далай-ламу?» и «Почему мы любим коммунистическую партию?» По этим темам китайские партийные деятели, регулярно наведывающиеся в тибетские монастыри Лхасы, проводят курсы политподготовки, которые длятся от одного до двух месяцев. Монахи обязаны посещать эти занятия, отнимающие по нескольку часов в день, а по завершении пишут реферат на заданную тему.

Переподготовка все же идет не так успешно, как полагают китайцы, тратящие столько времени и средств на то, чтобы отучить тибетских монахов любить Далай-ламу. Монахи говорят, что хотя и посещают политзанятия и пишут обязательные рефераты, никто из них не воспринимает это всерьез. С какой стати они должны слушать китайцев?

Проблема китайских партработников заключается в том, что они, даже в самых смелых своих фантазиях, не способны представить всю ту глубину веры, которую тибетский народ питает к Далай-ламе. Для них он – Будда, существо, обладающее безграничными возможностями и неизмеримым милосердием. «Какие вы счастливые, что видели Далай-ламу», - говорили нам тибетцы повсюду, доставая из-за пазухи маленькие медальончики с его фотографиями: «Я никогда не видел Далай-ламу, но он всегда со мной... А это освященное им рисовое зернышко, я с ним не расстаюсь…»

Вернувшийся с политзанятий монах не находит покоя даже в молитвенном зале собственного монастыря – китайцы то и дело проводят там экскурсии для своих туристов. Даже маленькие монастыри центральной Лхасы, которые не могут похвастаться обширной коллекцией священных реликвий, принимают до 25 экскурсионных групп в день. Туристы попадаются разные, некоторые впитали атеизм с молоком матери и непонятно зачем приехали в Лхасу. Даже здесь рука по привычке тянется к сигарете. Для тех, кому скучно, китайцы разворачивают торговлю своими китайскими сувенирами прямо на территории монастырей. Бизнес идет хорошо.

Самое посещаемое туристами место - Джоканг, главный храм Лхасы. С утра и до поздней ночи здесь толпятся китайцы и европейцы, но больше всё же паломников из разных частей Тибета.

Как и прежде, тибетцы отправляются в паломничество целыми семьями: кто-то на перекладных, кто-то – пешком. Есть и такие, кто всю дорогу совершает полные простирания, отмеряя своими телами длину пути. Нужно полтора месяца, чтобы дойти пешком в Лхасу из Амдо, и около года – если идти, простираясь. Паломничество – лучший способ накопить заслугу – положительный энергетический потенциал, которые приносит удачу в жизни и хорошие перерождения после смерти. Совершенные всей семьей паломничества позволяют привить детям веру и передать начальные духовные знания, которыми должен обладать каждый тибетец. В скитаниях по святым местом тибетские дети узнают, как вести себя в монастырях, и выучивают основные молитвы.

В Джоканге эти молитвы слышны повсюду, они звучат на языке У-Цанга, Кхама и Амдо. Если прислушаться, можно различить в гуле голосов слова, обращенные к правителю многострадальной Страны снегов. «Не оставляй нас, пока не иссякнет самсара…» - молит Тибет Далай-ламу.